Интересная статья Константина Гайворонского в журнале Republic.
Как Т-34 стал лучшим танком Второй мировой. Почему он проигрывал бои в 1941-м и выигрывал в 1944-м.
Если бы война каким-то чудом прекратилась в 1942 году (предположим смерть Гитлера), никто, конечно, Т-34 лучшим танком той войны не назвал бы.
За Т-34 давно и прочно закрепился титул лучшего танка Второй мировой, причем величают его так не только советские/российские авторы, но и немцы, с которыми согласны многие американцы и англичане. Оценка эта вполне заслужена, и именно это обстоятельство порождает вопрос: почему же, обладая лучшим танком Второй мировой, Красная армия едва не проиграла ее в 1941–1942 годах?
Вопрос этот возник не вчера. Даже в советское время, когда стыдливо замалчивалось общее количество танков у СССР, была смело озвучена цифра «1700 танков новых типов — Т-34 и КВ», которые в июне 1941 года встретили удар 3658 немецких машин. На самом деле новых танков у Красной армии было чуть меньше — 1464, но не суть: все равно по таким характеристикам, как толщина брони, калибр орудия и мощность двигателя, они настолько превосходили немцев, что, казалось бы, должны были затоптать их орду и при соотношении 1:3. Достаточно сказать, что единственный на тот момент тип танка, способный поражать Т-34 в лобовую проекцию — T-III модификации J (Pz.III Ausf.H) с длинноствольной 50-мм пушкой — имелся в вермахте в количестве всего 40 штук. Остальные, по идее, были не более чем безобидными мишенями для советских танкистов.
На деле разгромлены оказались именно танковые войска Красной армии, и этот феномен требовал объяснения. В СССР на сей счет отделывались неубедительно туманной фразой о внезапности нападения, зато в постсоветские времена родилось сразу несколько конспирологических версий. Например: а) Красная армия разбежалась, не желая сражаться за сталинский режим; б) генералы-заговорщики специально подставили армию под удар; в) Сталин сам готовил нападение, а Гитлер сумел опередить его на считанные дни, и т.д.
На самом деле все проще. Даже если вынести за скобки такие показатели, как обученность экипажей, подготовка штабов, оргштатная структура, боевой опыт, и углубиться в технические параметры, то и их хватит для объяснения катастрофы 1941 года. Надо только учесть, что война — это не рыцарский турнир, где танки становятся напротив друг друга и по команде секундантов «Съезжайтесь!» начинают сближение.
В таких «дуэльных» условиях у Т-34 с его броней и пушкой в 1941 году действительно не было бы равных. Но дуэль от реального боя отличается примерно так же, как драг-рейсинг от ежедневных поездок по городу. А ведь, выбирая машину, редко кто ориентируется исключительно на такие ее табличные характеристики, как максимальная скорость, мощность двигателя и т.д. Для гражданского пользователя на первых по значимости позициях стоят цена, экономичность, эргономика, надежность. Но и для военных все эти элементы общей «танковой формулы» не менее важны, а именно с ними у Т-34 был полный швах.
Ничего не вижу, никуда не еду
Каждый тип бронетанковой техники в процессе эксплуатации, как правило, проходит четыре жизненных цикла, которые условно можно назвать детством, юностью, зрелостью и старостью. Детство начинается, когда от опытных образцов заводы переходят к серийному производству, первые экземпляры поступают в войска и оттуда несется вполне взрослый мат: что вы нам прислали?! как на этом вообще можно ездить?! Постепенно различные дефекты и «детские болезни» выявляются и устраняются, надежность изделия повышается, ругань стихает. Затем наступает пора зрелости: техника модернизируется с учетом пожеланий эксплуатанта, ее параметры выходят на максимум, отпущенный ей физикой и прочими точными науками. Но увы, ничто не вечно под луной: наступает момент, когда улучшить любую отдельную характеристику уже невозможно без появления кучи «побочных эффектов». А между тем появляются новые модели, с которыми «старичку» все труднее, а потом и вовсе невозможно тягаться — и это время отправляться на переплавку (или в музей, если повезет).
Так вот, у Т-34 на 1941–42 годы пришлось именно детство.
Поначалу это была очень «сырая» машина, чьи невидимые снаружи недостатки не позволяли в полной мере реализовать ее главные бросающиеся в глаза достоинства — мощную 76-мм пушку и отличную броню.
Сначала о пушке. Дело даже не в том, что военная промышленность завалила выпуск бронебойных снарядов к ней, в результате чего к началу войны в строевых частях они имелись либо в мизерном количестве, либо вообще отсутствовали. Все было еще хуже: чтобы попасть в цель — опять же, при наличии снарядов — ее нужно сначала обнаружить, а вот тут и лежала зарытая собака.
Увидеть что-либо интересное через типовые зеркальные перископы и мутные триплексы «тридцатьчетверок» было до ужаса непросто.
Это стало понятно еще осенью 1940-го, когда Т-34 проходил войсковые испытания в 14-й танковой дивизии. Для этого на полигоне были оборудованы позиции «условного противника», причем с соблюдением уставных мер маскировки. В итоге экипаж танка так и не обнаружил ни окопы «вражеской пехоты», ни противотанковую пушку, хотя проехал в пяти метрах от нее.
На реальной войне механики-водители предпочитали открывать передний люк примерно на ладонь, чтобы хоть что-то видеть. Да, они при этом серьезно рисковали, частично жертвуя защитой. Но другого варианта не было: эмпирическим путем было установлено, что «слепой» танк очень быстро окажется в ситуации, когда его экипажу уже никакая броня не поможет. К примеру, теоретически считалось, что 37-мм пушка — основа немецкой противотанковой обороны в начале войны — «тридцатьчетверке» не страшна, не говоря уже о КВ. Сами немцы неучтиво прозвали ее «колотушкой». Однако после контрнаступления под Москвой советские инженеры получили возможность исследовать подбитые танки — и что же? 21 из 83 осмотренных Т-34 и КВ были выведены из строя именно снарядами «колотушки». Чаще всего «слепые» машины подставляли им свои борта и расстреливались с коротких дистанций как на полигоне.
Оказалось, что хороший обзор — такой же важный фактор выживаемости, как и бронезащита. Но по понятным причинам водитель-механик был единственным членом экипажа, который мог, открыв люк, разменять часть защиты на улучшение обзора. А его глаз слишком часто оказывалось недостаточно.
Этот недостаток парадоксально усугублялся вторым главным достоинством Т-34 — толстой броней под рациональными углами наклона, о которую даже со средних дистанций немецкие снаряды должны были рикошетить. Но у каждой медали есть оборотная сторона: наклон броневых листов сильно уменьшал внутренний объем танка. Из-за этого башня получилась тесной и неудобной, в нее удалось впихнуть лишь двух человек, а командир танка вынужден был «подрабатывать» еще и наводчиком орудия.
И как только он припадал к пушечному прицелу, пытаясь поймать в него цель, то уже физически не мог вести наблюдение за полем боя даже в свой несовершенный перископ, не говоря уж о том, чтобы управлять действиями вверенного взвода или роты.
В результате советские танки превращались не просто в слепую, но еще и неорганизованную толпу, с которой немцы, заходя во фланг и тыл и стреляя с минимальных дистанций, справлялись даже в численном меньшинстве.
Но бой — это только вершина айсберга. Большая часть жизни танка на войне проходит не в бою, а на маршах, ремонтных базах, на техосблуживании. Проза жизни, но — именно в это время потери порой в разы превосходят боевые, особенно для Т-34 в 1941–1942 годах.
Моторесурс первых двигателей В-2, стоявших на «тридцатьчетверках», не превышал в среднем 40–70 часов, но летом и эти цифры падали втрое. Самым проблемным элементом В-2 был воздушный фильтр. Генерал-майор Хлопов, присутствовавший в США при испытаниях Т-34, переданного американским союзникам «для опытов», докладывал:
«Американцы считают, что только саботажник мог сконструировать подобное устройство».
В ходе летних боев 1942 года некоторые двигатели требовали ремонта уже после 10–15 часов работы. Военные жаловались, что танковые части не способны за раз преодолеть более 50 км, тогда как немцы легко делают переходы и по 200 км. Нетрудно представить, у кого было преимущество в маневренной войне на степных просторах под Сталинградом.
Еще одним проклятием «тридцатьчетверки» стала ее четырехскоростная коробка передач. Мало того, что обращение с ней требовало изрядной физической силы (усилие переключения передач достигало 45–55 кг), что выматывало механиков-водителей на маршах до полусмерти, так она была еще и крайне капризна, ломаясь при малейшей ошибке. А ошибиться, воткнув вместо первой скорости четвертую (как и вместо второй — третью), было делом секунды. Точно так же одним неверным движением можно было «сжечь» главный фрикцион Т-34, соединявший коробку передач с двигателем. Обе поломки немедленно обездвиживали танк, требуя многочасового ремонта. Первые рекламации из войск пошли уже в мирное время. Так, в мае 1941 года в 3-м мехкорпусе треть Т-34 учебно-боевого парка оказалась «на приколе» всего за несколько дней. Как написано в отчете, «по причине неправильной эксплуатации были сожжены главные фрикционы». Что уж говорить про начало войны, когда мехкорпусам танкам приходилось совершать многокилометровые марши.
При этом у немцев к лету 1941 года все типы танков переживали цветущую пору «юности-зрелости». Это были давно отработанные производителями модели, с ресурсом двигателя по 300–400 моточасов, способные пройти без капремонта по 10 тысяч километров. К тому же, пока вермахт наступал, немцы имели возможность ремонтировать даже подбитые танки, вводя их в строй по 3–4 раза за кампанию, что уж говорить о поломавшихся. А у Т-34 поломка копеечной детали выводила из строя машину ценой 280 тысяч рублей, при этом ремонтировать ее, как правило, было некогда и некому, эвакуировать не на чем — и в условиях отступления она сразу переходила в категорию «безвозвратные потери». Отсюда и десятки фотографий 1941 года, запечатлевшие брошенные без видимых повреждений «тридцатьчетверки» и КВ.
Затянувшееся на год «детство»
Интересно, что сами военные на вопрос «а какой танк вы бы хотели получить?» еще до войны дали четкий ответ: такой же, как немецкий T-III. После заключения пакта Молотова-Риббентропа немцы продали СССР два экземпляра этой машины, которая по итогам сравнительных испытаний с Т-34 произвела на советских танкистов неизгладимое впечатление. Нравилось все: отличные приборы наблюдения, удобная трехместная башня с прекрасной эргономикой — как результат скорострельность немецкого танка оценили в 5–9 выстрелов в минуту, а для Т-34 с подготовленным экипажем (где бы только взять такой в 1941 году) — всего в 3–5. При этом танк весил всего 20 тонн против 26 у Т-34 и был весьма маневренен. Результаты обстрела T-III также произвели фурор: оказалось, что немецкая броня и без наклона держит снаряды немногим хуже «тридцатьчетверки». «При сравнимой с Т-34 броневой защите это танк с более просторным боевым отделением, прекрасной подвижностью, несомненно более дешевый, чем Т-34, и потому может выпускаться большой серией», — расхваливал «немца» начальник Главного автобронетанкового управления РККА генерал Федоренко.
Как следствие, военные еще до войны дважды просили снять Т-34 с производства и дать им советский аналог T-III.
Однако наверху разумно решили по одежке протягивать ножки. Лучше иметь «тридцатьчетверку» с хорошей броней, мощной пушкой и многочисленными недостатками, чем не иметь ничего — создавать «аналог Т-III» конструкторские бюро могли до морковина заговенья, и неизвестно еще, потянула бы его советская промышленность. Тем более что танкопром обещал в 1942 году поставить выпуск Т-34 на поток и вылечить его «детские болезни».
Надо сказать, что первую часть обещания советские танкостроители выполнили. В 1942 году Германия выпустила 5530 танков всех типов, а танковые заводы СССР одних Т-34 выдали на-гора 12 520 штук. Но есть нюанс. Немецкие танки почти в полном составе доехали до поля боя (а 3942 новых T-III и T-IV, кроме того, прибыли на фронт с новыми пушками, способными поражать «тридцатьчетверки» со всех дистанций и ракурсов). Про советские машины этого сказать было нельзя. Эвакуация заводов и требование дать фронту как можно больше машин естественным образом привели к проседанию качества даже по сравнению с невысоким довоенным уровнем.
В 1942 году у Нижнетагильского завода — основного поставщика «тридцатьчетверок» — доля сошедших с конвейера машин без брака составляла всего 7%.
На один танк в среднем приходились 3,6 дефекта. Не лучше была ситуация и на других заводах.
Иллюстрацией того, к чему это приводило в войсках, служит доклад командующего 61-й армией генерала Кузнецова о злоключениях приданной ему 68-й танковой бригады в январе-феврале 1942 года. Из 26 бывших у нее в наличии Т-34 и КВ уже при выдвижении к линии фронта вышли из строя девять машин: заводские дефекты наложились на «исключительно низкую техническую подготовку личного состава»: у некоторых механиков-водителей стаж вождения новых танков ограничивался одним часом. Затем был бой, в котором бригада потеряла один Т-34, и несколько маршей, в результате которых «на 10 февраля бригада имеет на ходу всего: КВ — один, Т-34 — один». Остальные вышли из строя все по тем же техническим причинам. «Такие бригады не впервые прибывают на фронт», — печально резюмировал этот доклад командующий Западным фронтом генерал армии Жуков.
Поэтому когда в июне 1942 года Сталин выговаривает командующему Брянским фронтом, гнущемуся под натиском немцев: «У вас теперь на фронте более 1000 танков, а у противника нет и 500» — надо иметь в виду, что «более 1000» у него по спискам, а вот сколько из них смогли вступить в бой с немцами? Примерный ответ на это дала сама Ставка в директиве от 10 августа 1942 года: «На Сталинградском фронте за шесть дней боев у двенадцати наших танковых бригад при значительном превосходстве в танках, артиллерии и авиации над противником из 400 танков вышли из строя 326, из них по техническим неисправностям около 200. Причем большая часть танков оставлена на поле боя. Аналогичные примеры имели место и на других фронтах».
Как всегда бывает в таких ситуациях, военные валили вину на заводских бракоделов, а промышленность — на техническую неграмотность, а то и недобросовестность танкистов. Судя по продолжению директивы, Сталин на тот момент взял сторону военпрома: «Считая невероятным такой недопустимо высокий процент танков, выбывающих из строя по техническим неисправностям, Ставка усматривает здесь наличие скрытого саботажа и вредительства со стороны некоторой части танкистов, которые, изыскивая отдельные мелкие неполадки в танке или умышленно создавая их, стремятся уклониться от боя, оставляя танки на поле боя».
Возможно, «вождь народов» не был бы так резок в оценках, если бы знал, что у английских союзников ситуация с танковым парком ничуть не лучше.
Весной того же 1942 года Черчилль настойчиво требовал от командующего британскими войсками на Ближнем Востоке генерала Окинлека перейти в наступление, чтобы спасти Мальту от захвата странами Оси: у вас 1300 танков, писал он, а у Роммеля нет и 400, чего вы канителитесь? Окинлек вынужден был скорректировать сведения премьер-министра: из числившихся на начало марта 1315 танков только 591 находился в боевых частях, а остальные — 55%! — стояли в ремонтных базах.
По проценту брака танкопром образцово капиталистической Англии еще дал бы фору социалистическому советскому. У англичан самым близким аналогом Т-34 был танк А15 «Крусейдер». Жалобы на качество его сборки не прекращались весь 1942 год, причем ремонтировать приходилось и только что поступившие с заводов машины. Так, в феврале 1943 года в прибывшей в Египет партии из 41 «Крусейдера» было обнаружено… как вы думаете, сколько боеготовых — 7%? Как бы не так — ни одного! Для приведения в порядок 30 из них требовалось до 300 человеко-часов работы. Остальные 11 потребовали до 500 часов: то есть, отделение ремонтников из 6 человек должно было неделю безвылазно корячиться под одним танком, чтобы привести в божеский вид. Впечатляющая цифра, если учесть, что официальный норматив на постройку нового «Крусейдера» составлял 6050 нормо-часов.
В отзыве на очередную партию присланных в 8-ю армию танков один английский офицер написал: «Мы мечтаем, чтобы производители навестили нас и посмотрели нам в глаза.
На "Крусейдеры" тратится металл, рабочее время, электроэнергия, моряки рискуют жизнями, везя их нам… А в результате мы получаем небоеспособный хлам.
Это, должно быть, очень расстраивает всех участников процесса — за исключением компаний-производителей, которые продолжают гнать брак и, тем не менее, получают оплату».
Перемена ролей
Итак, в первые годы войны преимущества Т-34 в броневой защите и огневой мощи с лихвой компенсировались его же недостатками: ненадежностью, сложностью в управлении, «слепотой», перегруженностью командира. Это, впрочем, не значит, что означенные минусы совершенно обнуляли боевую ценность «тридцатьчетверки». В конце концов, английская бронетехника была немногим лучше (а по ряду параметров и похуже), но и британские, и советские танкисты и на ней умудрялись воевать, нанося противнику потери. И именно Т-34 вынудил немцев увеличить калибр противотанковой артиллерии до 75 мм, а затем запустить в производство линейку «пантер» и «тигров», чтобы окончательно утереть нос «советам». Это решение привело к тому, что советские и немецкие танки поменялись ролями.
Те же «пантеры» тоже ведь не могли проскочить стадию «детства». Это хорошо видно на примере их боевого дебюта в Курской битве в июле 1943 года. Еще на стадии марша от станции разгрузки к линии фронта из 200 «пантер», сведенных в 39-й танковый полк, две машины сгорели из-за пожара двигателей (через два дня по той же причине было потеряно еще 6), а 38 встали из-за механических поломок. На пятые сутки сражения в 39-м полку оставались боеспособными 10 «пантер», еще 25 были потеряны безвозвратно, 65 ремонтировались, а 100 стояли в очереди на ремонт (из них 56 были подбиты, а 44 — сами поломались). И несмотря на отчаянные усилия немецких ремонтников, число боеготовых танков отныне колебалось в районе 30–60. Немецкое командование рассчитывало получить мощный ударный кулак из «пантер», а в итоге оперировало парой-тройкой рот.
Попутно выяснилось, что ремонт «пантер» в полевых условиях — задача крайне нетривиальная. Например, чтобы добраться до регулярно ломавшейся коробки передач (из-за нехватки цветных металлов в Рейхе ее шестерни оказались чересчур хрупкими) приходилось разбирать всю переднюю часть корпуса.
Еще одни проклятьем немецких танкистов стала «шахматная» ходовая «пантеры»: чтобы снять всего один каток внутреннего ряда, нужно было демонтировать 4–5 катков внешнего ряда.
Порой проще было отправить танк на завод в Германию, чем пытаться отремонтировать на месте. Но такая возможность в условиях отступления представлялась далеко не всегда, и теперь уже немцам приходилось бросать машины стоимость в 140 тысяч марок из-за поломки копеечной детали.
А что же Т-34? В начале 1943 года он получил новый воздухоочиститель типа «Циклон», на порядок более надежную коробку передач, ресурс двигателя вырос в несколько раз. К этому времени подоспели и новые перископы МК-4. А в следующем году на танк поставили трехместную башню с 85-мм пушкой и командирской башенкой с призматическим перископом. Отныне командир, освобожденный от обязанности наводчика, мог безотрывно заниматься наблюдением за полем боя. Машина, получившая индекс Т-34–85, вступила в эпоху зрелости — и вот тут-то заиграла всеми красками.
Нет, в дуэльных условиях «тридцатьчетверка» теперь проиграла бы и «тигру», и «пантере». Но война, как мы уже выяснили, не дуэль: в 1941–1942 годах немцы дошли до Москвы и Сталинграда на не самых мощных, но зато механически надежных и удобных в эксплуатации машинах. Теперь ситуация зеркально повернулась: Т-34–85 совершали глубокие рейды и охваты, а пытающиеся их перехватить «пантеры» и «тигры» массово ломались, усеивая обочины дорог. При этом даже при встрече с немецкими «кошками» советские танки с 85-мм пушкой отнюдь не были мальчиками для битья, а вполне могли постоять за себя — особенно с новой рацией, позволявшей им играть «в команде».
Ну и наконец, к 1944 году из «технологического кошмара» Т-34–85 превратился в тот самый «дешевый» и потому «пригодный к массовому выпуску» танк, о котором писал Федоренко. Трудоемкость его сборки снизилась с 9465 нормо-часов в 1941 году до 3230 в 1945 — почти втрое. У немцев ситуация была ровно обратной: тяжелые танки оказались сложнее в производстве, чем средние T-III и Т-IV. Как следствие, за 1944–1945 годы советские заводы одних только Т-34–85 поставили 23 213. Немцы смогли ответить выпуском 6557 «пантер» — и этого оказалось крайне недостаточно, чтобы насытить танковые дивизии, особенно воюя на два фронта.
Подытожим. На вопрос, почему «лучший танк Второй мировой» не смог остановить немцев в 1941–1942 годах, ответ очень простой: потому что тогда он таковым не был.
И если бы война каким-то чудом прекратилась в 1942 году (предположим смерть Гитлера), никто, конечно, Т-34 так не назвал бы.
Вы же не купите для поездок по городу тесную легковушку с тугим рулем и мизерным обзором, которая заводится через раз и постоянно ломается — пусть она даже разгоняется до 300 км\час? Не окрестили бы его лучшим и если бы война продлилась еще на пару лет — тогда на это звание претендовали бы танки уже следующего поколения: доведенная до ума «пантера», советский ИС-2, американский М-26 «Першинг», английский «Центурион». Однако последние два года войны пришлись на технологически «пик зрелости» именно «тридцатьчетверки» — вот она и оказалась на пьедестале, отнюдь не будучи при этом каким-то всепобеждающим «чудо-оружием». «Вундерваффе», как показывает практика, вообще не существует, а человек, который в него так истово верил, покончил жизнь самоубийством под развалинами собственной столицы